За те годы, что мы с Ниной Степанской, З"Л, ездили в экспедиции, мы записали живую историю более чем двух десятков белорусских городов. Такую историю, которой пока нет ни в одной книге. Сразу скажу: очень надеюсь, что будет. Но – о еврейской истории родного Минска, где мы оба родились, было собрано не так уж много фактов. Хоть в Минске было записано больше всех респондентов, большинство из них были родом из других мест. И, конечно, интересовала еврейская религиозная жизнь Минска, – особенно, как, что и когда пели в XX веке.
И вот совершенно неожиданно меня разыскал молодой человек по имени Пинхас, урожденный минчанин, живущий в Израиле, который сказал, что приехал в Минск с раввином, который помнит минскую синагогу на Кропоткина и все, что в ней пели. Раввином этим оказался ныне хасидский рав Игоэл Йегуди, урожденный Константин Лук, который в 70-е годы часто захаживал в тот легендарный штибл. Вспомнил он действительно немало. Жаль, что как и в случае с Женей Ягломом, человек, феноменально много удерживающий в памяти, почти начисто лишен музыкального слуха. Несколько известных мне мелодий в его интерпретации позволили оценить масштабы бедствия: какая предстоит работа по расшифровке. Но материал невероятно интересный. Пока расшифровка (нотация) в процессе, воспроизведу здесь две истории из тех времен, рассказанные р. Игоэлем.
1. Как-то раз прошел слух, будто в синагоге распивают водку. Пришел представитель «культа». Пришел на минху. Помолились, сели к столу, ему объясняют, что к чему в синагоге. Пригласили к столу, поднесли напитки... А чекушка, понятно, была припрятана. Обычно начинали петь, выпив по 50 грамм и закусив. А тут в самом начале суды (трапезы) реб Хаим Гартман говорит: «Ну, "Исмэху"». А все глотки там такие здоровые были и – как грянули: «Исмэху бэмалхусхо...!» Представитель «культа» встал, плюнул на пол, говорит: «Ну, бывайте здоровы!» – и пошел. Посмотрели старики, что он ушел, калитка закрылась, сразу же: «Ну, стэл аройс» («Выставляй»). Достали бутылку, разлили, и застолье пошло с новой силой.
2. В Минске после войны жил Лазарь – литовский еврей, уроженец Жемайтии. Он говорил на ломаном русском языке, очень гордился, что сам научился «читать по-руску». Во время войны ушел в партизаны, воевал в белорусских лесах и так и осел в Беларуси, женился на белорусской еврейке, работал маляром. Лазарь пек мацу у себя на хате и развозил ее на саночках. Рассказывал, что вез мацу зимней ночью, и тут его останавливает милиционер и спрашивает: «Что тут такое?». «А я ему гавару: мача!» Милиционер опупел в доску. Лазарь бежать не стал, а стал объяснять стражу порядка: «Это мы, евреи, пекем на наши еврейски Пасха». Милиционер интересуется: «И где вы это делаете?» А Лазарь говорит: «Хоч убейте – не скажу!». Понятно, что человек, который вырвался из рук гестапо, воевал в партизанах, - памяркоўнага минского милиционера совсем не испугался. Тогда милиционер продолжает свой допрос: «А кто вы такой, чем занимаетесь?». – «Я пенсионер» (а он малярил, халтурил по домам). «Я ветеран-партизан. Ну, всего хорошего». И потащил свои саночки дальше.
Записано мною в Минске в мае 2008 г.
NB. Текст приведен практически без редактуры.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
